Боманц задумался. Истина слишком хрупка, а Шаблон не застал их лучших лет...
- Наверное, потому, что люди меняются, а никто не хочет этого. - Он не мог выразиться точнее. - Ты видишь женщину: чудесную, удивительную, волшебную, как в песне. Потом ты узнаёшь её поближе, и восхищение проходит. На его место становится привычка. Потом исчезает и она. Женщина оплывает, седеет, покрывается морщинами, и ты чувствуешь, что тебя обманули. Ты ведь помнишь ту озорную скромницу, с которой ты встречался и болтал, пока её отец не пригрозил тебя выставить пинком. Ты чураешься этой незнакомки - и начинаешь скандалить. У твоей мамы, наверное, то же. В душе мне всё ещё двадцать, Шаб. Я понимаю, что постарел, только заглядывая в зеркало или когда тело не подчиняется мне. Я не замечаю брюха, и варикозных вен, и остатков седых волос. А ей со мной жить.
Каждый раз, заглядывая в зеркало, я поражаюсь. Я думаю - что за чужак отнял моё лицо? Судя по виду - гнусный старый козёл. Из тех, над которыми я так издевался в двадцать лет. Он пугает меня, Шаб. Он вот-вот умрёт. Я пойман им, но я ещё не готов уходить.
Шаблон присел. Его отец редко говорил о своих чувствах.
- И так должно быть всегда?
Может, и не должно, но всегда бывает...
- Думаешь о Славе, Шаб? Не знаю. От старости не сбежишь. И от перемен в отношениях - тоже.
- Может, всё будет иначе. Если нам это удастся...
- Не говори мне "может быть", Шаб. Я тридцать лет жил этим "может быть".
Глен Кук "Хроники Чёрного Отряда - Белая Роза"