Мечтая о надежности семьи, Забыв о детских бреднях, юных сплетнях, Любимейшие девушки мои Выходят замуж за сорокалетних. Они звонят меня предупредить, – Уже почти как друга или брата, – Они с улыбкой просят заходить, Но радуются как-то виновато. Есть выбор: дом-гора и дом-дыра. Нора, где скрип пера и плачут дети. Что я могу вам дать? А вам пора: Написан Вертер. Не держу. Идите. Пусть так. Он прав. Ты с ним. Вы есть. Нас нет. Прощай. Я буду тени незаметней. Когда-нибудь мне будет сорок лет. Я встречусь со своей двадцатилетней. Я встречу взгляд её бездонных глаз. Она не отведёт их. Так и выйдет. И юноша, родившийся сейчас, – О наш удел! – меня возненавидит. Прости меня, о юноша! Прости! Не шляйся по Москве, не бей бутылок, Сумей зажать отчаянье в горсти И не бросай проклятий ей в затылок: Все таковы они! Пусть так. Я прав. Их дело – глотку драть в семейных ссорах, А наш удел – закусывать рукав И выжидать, когда нам будет сорок. О юноша! Найди довольно сил Не закоснеть в отчаянье и злобе, Простить её, как я её простил, И двинуть дальше, захромав на обе, Уйти из дома в каплющую тьму В уже ненужной новенькой "аляске" И написать послание тому, Кто дрыгает ножонками в коляске.